Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах] - Семен Аралов

Уполномочивающие документы и необходимые инструкции первому полпреду Страны Советов были посланы с членом партии с 1903 года, бывшим политэмигрантом Э. С. Гольцманом.

Как до образования в начале 1918 года отдела дипломатических курьеров, так и после дипломатическую почту иногда отправляли со «случайными дипкурьерами» (теперь их принято называть курьеры ad hoc — то есть на данный случай). Но это могло быть «только в самых исключительных случаях и… если случайные дипкурьеры являются товарищами вполне доверительными (исключительно члены РКП (б)» — именно так было сказано в инструкции и распоряжениях управления делами НКИД.

Одним из таких «исключительных случаев» явилось, по выражению В. И. Ленина, «самое трудное время Брестского мира», когда 18 февраля 1918 года германские войска сорвали заключенное в Бресте перемирие и перешли в наступление. В тот же день они заняли Двинск, продолжали двигаться дальше на Минск, Полоцк, Псков, грозя революционному Петрограду. В. И. Ленин в результате острой полемики с некоторыми членами ЦК настоял на немедленном обращении к германскому правительству с предложением о возобновлении мирных переговоров.

Утром 19 февраля в Брест была передана радиограмма: «Совет Народных Комиссаров видит себя вынужденным, при создавшемся положении, заявить о своем согласии подписать мир на тех условиях, которые были предложены делегациями Четверного союза в Брест-Литовске».

Начальника штаба германского верховного главнокомандующего на Восточном фронте генерала М. Гофмана такая радиограмма не устраивала: «Пусть большевики пришлют официальный письменный документ, подтверждающий решение их правительства! Да чтобы с подлинными подписями!» Генерал понимал, что потребуется немало времени на получение ответа. Германские войска тем временем продолжали наступать. В этот же день, 19 февраля, В. И. Ленин поручает В. М. Турчану в присутствии рекомендовавшего его главковерха Н. В. Крыленко поехать в штаб германского командования в Двинск в качестве дипкурьера с письменным подтверждением радиограммы СНК, а также с целью выяснения возможности возобновления прерванных переговоров о мире.

Бывший штабс-капитан царской армии В. М. Турчан был опытным, проверенным большевиком. В статье советского историка В. Д. Поликарпова подчеркивалось, что «в обстановке развернувшегося наступления германских войск, с одной стороны, и борьбы В. И. Ленина с противниками заключения „похабного“ мира, с другой, миссия, возложенная на Турчана, оказалась необычайно ответственной. Надо было не только выполнить функцию дипломатического курьера, но и выяснить возможность возобновления переговоров о мире, тогда как надежда в обстановке более чем успешного наступления германских войск была призрачной». Справиться со столь сложной задачей мог лишь парламентер, сам убежденный в необходимости заключения мира, не поддавшийся опасной болезни — «чесотки» революционной фразы. И наконец, для выполнения ленинского поручения требовались смелость и сила воли, чтобы не дать германским властям повода для проволочек. Обладая такими качествами, Турчан к тому же хорошо говорил по-немецки.

Пока Турчан с риском для жизни добирался до станции Уцяны, где ему удалось вручить послание представителю германского командования, Совет Народных Комиссаров обратился к рабочим и крестьянам с ленинским воззванием «Социалистическое отечество в опасности». Навстречу оккупантам выступили отряды красногвардейцев и моряков Балтийского флота. 23 февраля в 10.30 Турчан доложил Ленину о выполнении задания и передал ему условия, на которых Германия соглашалась возобновить переговоры и подписать мир. В этот же день молодая Красная Армия преградила под Псковом, Нарвой и Ревелем дорогу немецким войскам. Положение Петрограда улучшилось, но опасность дальнейшего германского наступления не миновала.

В вечернем выпуске «Правды» 23 февраля был опубликован для всеобщего сведения привезенный Турчаном ответ германского правительства. Утром 24 февраля сообщение о принятии условий мира передается по радио в Берлин, и Совнарком посылает в Брест делегацию для подписания договора. Но на этот раз в ставку германского верховного командования поехал другой дипкурьер — адъютант Крыленко В. А. Баландин[44]. Иногда спрашивают, а почему не Турчан — ведь ему уже была известна дорога? Турчана свалил с ног сыпной тиф.

Для Советского государства было чрезвычайно важно вступить в дипломатические отношения с другими странами, добиться признания с их стороны. В условиях враждебного противодействия всего капиталистического мира это было сделать непросто. И среди первых официальных представителей молодого Советского государства, которых западные страны были вынуждены принимать на своей территории, были дипломатические курьеры.

Это объясняется особым положением института дипломатических курьеров в общепринятых правилах, которых государства придерживаются в своих взаимоотношениях и которые называются международным правом.

Основой этого особого положения являлось то, что государства в силу древних традиций могли беспрепятственно посылать своих дипломатических курьеров для связи со своими представителями в других странах и в то же время обязаны были пропускать на свою территорию или через нее чужих дипломатических курьеров, следующих к своим министрам, послам, посланникам или поверенным в делах. При этом, что весьма важно, дипломатический курьер считался лицом неприкосновенным и не подлежал задержанию, точно так же как и следующая с ним почта.

Такое особое положение дипломатическо-курьерской связи, выработанное веками, не задевало чьего-либо суверенитета, не ставило кого-либо в зависимое положение, и у Советской России не было оснований от него отказываться. Поэтому комиссарам в пограничных пунктах Российской республики инструкцией от 30 декабря 1917 года вменялось «на прежних основаниях пропускать лиц с дипломатическими паспортами», то есть и дипкурьеров, предлагалось досматривать только «неопечатанные вещи дипкурьеров».

Международное право, предоставляя государствам возможность посылать дипломатических курьеров за границу, предусматривало и адреса, куда они могли быть направлены. В основном это были посольства, дипломатические миссии или отдельные дипломатические агенты.

Ни того, ни другого, ни третьего у Советской России в тот период не было. Интересы нашего государства в таких условиях представляли на международной арене миссии Красного Креста и немногочисленные торговые представители. Советское правительство в двусторонних договорах шло по пути предоставления этим миссиям и представителям права на использование дипломатических курьеров. Так, в 1920 году правом обмена курьерами «с запечатанными недосматриваемыми пакетами» пользовались торговые представители в Великобритании, Швеции, Швейцарии, Норвегии. В то же время Франция отказала миссии Красного Креста в праве пользоваться «неприкосновенной почтой», считая, что такой почтой могут пользоваться только дипломатические представительства.

Западные страны нередко злоупотребляли теми возможностями, которые им открывало особое положение дипломатических курьеров. Так, полномочный представитель РСФСР в Германии в своей ноте от 7 октября 1918 года приводит целый перечень злоупотреблений; в германском консульстве принимали различные драгоценности богатых москвичей и отправляли их в Германию диппочтой.

Известный специалист в области международного права А. В. Сабанин вынужден был констатировать, что дипломатическая почта «сделалась для некоторых государств — кроме злостной спекуляции — чуть ли не средством к поддержанию на уровне своего золотого запаса».

Первоначальное число советских дипкурьеров было невелико, разъездов с дипломатической почтой было сравнительно мало. Из газеты «Правда» от 10 февраля 1926 года мы узнаем, что в конце 1919 года связь Советской России с капиталистическим миром осуществлялась всего двумя дипкурьерами — Д. Скурко и А. Сливкиным. Они постоянно курсировали по линии Москва — Ревель — Берлин, «пробираясь» с каждым месяцем дальше, в новые страны. Газета подчеркивала, что дипкурьер должен был держать себя в руках, не дать себя спровоцировать, «ибо какой-нибудь невинный мордобой мог быть ловушкой для замаскированного нападения». Названа и такая подробность: дипкурьеры не покидали портфеля с секретной почтой, даже идя в уборную. «Правда» нашла для дипкурьеров высокие слова: дипкурьеры — «часовые, поставленные у порога советской тайны». Конечно же в газете сказано о Теодоре Яновиче Нетте: это был товарищ с мягким, дружеским взглядом; у него «через большую приветливость, человечность проглядывала всегда сталь революционной стойкости латвийских коммунистов».